- Не волнуйтесь, - успокаивали меня в офисе телекомпании "Игра", наливая в чашечку бодрящий кофе. Он совсем не страшный.
     А я действительно волновалась: человек-легенда, говорят - диктатор, тиран, гений, от одной только "экранной" суровости Ворошилова уже становится не по себе... На интервью я приехала минут за десять до назначенного срока. В офисе, похожем на маленький уютный муравейник, кипела жизнь: кто-то куда-то звонил, что-то обсуждалось, утверждалось. И вдруг он, Владимир Яковлевич. Так в тихую гавань врывается ураган, все закружилось, завертелось, и меня тоже подхватило. Я невольно вжалась в кресло. Услышала слова референта Ворошилова Анны Кущ: "Не бойся, все будет хорошо".
     - Я к вашим услугам, - обратился ко мне генеральный директор телекомпании "Игра", создатель и ведущий популярной программы "Что? Где? Когда? " Владимир Ворошилов, присаживаясь в кресле напротив. Вопреки ожиданиям вместо грозного выражения лица я встретила приветливый взгляд, а шикарный мужественный голос источал энергию доброты и тепла. Видимо, мое изумление не скрылось от проницательных глаз шефа.
     - Вот если бы мы вместе работали, - сказал он, - я был бы совершенно другим. Работа - единственное в мире, как я говорю, что не может тебя предать или продать. Но стоит чуть-чуть схитрить, и работа - та же женщина - не потерпит предательства, сразу тебя уничтожит.
     - Значит, не надо вас бояться?
     - Бояться? Вы же сейчас работаете, и я честно отношусь к вашему труду, стараюсь сказать то, что думаю. На этом поле мы друзья. Но если после нашей с вами работы появится, предположим, банальная статья, где будут мысли стертые, не будет личности, - вы станете моим врагом. Это же понятно?
     - А как же? Кстати, вы, наверное, не случайно выбрали для нынешней серии игр "Что? Где? Когда? " музыку из кинофильма Феллини "Восемь с половиной"? Феллини - гений, вот и про вас я слышала...
     - Вот это не надо! Я каждый раз теряюсь и болею, когда наступает новая серия. Первую программу веду в полуобморочном состоянии, мне кажется, что я ничего не умею, ничего не знаю и что провал неизбежен. У меня все разлетается, я готов удрать со съемочной площадки. Физически. Последний раз меня просто "откачивали", мы просидели всю ночь вот в этом самом кабинете. А назавтра была следующая программа, а мне уже не двадцать лет. Но с другой стороны, как сказал Чаплин: "Что нужно для гения? Чтобы точно был уверен, что на самом деле он - гений". И больше ничего. Конечно, втайне не покидает чувство, что у тебя есть то, чего нет у других. Какое-то чувство собственного достоинства. - А как возникла идея с масками? Как откровение, случайно, как?
     - Меня поразил последний фильм Кубрика "Широко закрытые глаза" (какое замечательно парадоксальное название!), там большой кусок посвящен людям в масках. Поразило, какое другое значение появляется в человеке, что-то мистическое, когда он "не свой", когда его нельзя узнать сразу. И мне захотелось надеть на знатоков маски, посмотреть, как они будут "жить" при этом.
     - По-моему, однажды на Новый год, вы тогда еще вели передачи с улицы Герцена, у вас тоже был маскарад, карнавальные костюмы, телезрители в масках задавали вопросы.
     - Да, я там танцевал в каком-то берете с Вишняковой, помню. Наверное, перекинулся мостик между современным фильмом Кубрика и старым "Что? Где? Когда? ".
     - Так давно ли озарила эта затея с переменой "лиц"?
     - За полтора месяца до начала последней серии.
     - К тому времени уже был заключен договор с НТВ?
     - По-моему, формально нет.
     - То есть, иными словами, планы строились, а вы даже не знали, появитесь в эфире или не появитесь?
     - Именно. Была идея, не было уверенности, что ее примут, такая она рискованная. До сих пор не понимаю, прав я или нет, удачная или неудачная эта серия с масками, но она - живая!
     - Владимир Яковлевич, ваш телевизионный опыт исчисляется тридцатипятилетием. А о чем был самый первый сюжет?
     - Это был цикл документальных фильмов "Письма войны". Еще свежи были воспоминания, ощущения. Я видел войну. Мне было десять, когда она началась. Я был в Киеве, в оккупации. Вообще я помню себя в два-три года, вспоминаются отдельные картинки как бы из чужой жизни. Помню запах медуницы - это запах моего детства. Помню, как стою в цветах - я маленький, а цветы большие. Рядом дом. Помню, на соцветие опускается жужжащий шмель... И такие детали-картинки по всей жизни. Жизнь-то у меня уже долгая. Такое впечатление, что я прожил несколько совершенно разных жизней. Правда, есть ученые, которые говорят, что каждые семь лет человек рождается заново.
     - И после 49 лет готов вступить в бессмертие...
     - Да? Помню, как меня чуть не задавили на похоронах Иосифа Виссарионовича. А еще помню запах лошадей, брички в Симферополе, где я родился, помню каштаны, как лопаются их плоды и падают. Вот такие совершенно отдельные кусочки, осколки, как я говорю, падалица. Когда меня в последний раз уволят с телевидения и я начну писать свои мемуары, то назову их "Падалица". Постараюсь поднять то, что упало...
     - Извиняюсь за неожиданный вопрос, может быть, неуместный для такого взрослого человека: что в вашей жизни - мама?
     - А я как раз только от нее. Мама живет неподалеку. Ей довольно много лет, она болеет, все время с таблетками.
     - А сколько ей?
     - Скоро будет девяносто... И мама для меня все. Это очень тяжело видеть, как родной человек изменяется невольно. Дай Бог ей здоровья.
     - Мама принимала участие в вашей телевизионной жизни?
     - Да. Она все время толкала меня на работу. И последняя серия, можно сказать, посвящена ей. Я себя плохо чувствовал, у меня были сомнения, но она буквально заставила, вынудила меня работать. И я ей очень благодарен, потому что работа - это жизнь.

Зифа АРХИНЧЕЕВА
"ВЕК" №5
4 февраля 2000 года